Калигула, старый мой приятель

Мысль о написании текста о Калигуле явилась автору внезапно и разительно, как имеют обыкновение являться шизофренические инсайты.

Убийцей подкараулила в темном переулке и приставила нож к горлу, ни дать ни взять внезапно вспыхнувшая любовь персонажей «Мастера и Маргариты»! Ну, что же. Сердцу не прикажешь, как говорят в России. Психическому расстройству — тем более.

Калигула, старый мой приятель.
Калигула, старый мой приятель.

Но, чтобы эссе о Калигуле (подобно роману о Понтии Пилате Михаила Булгакова) не пришлось, по нашим странным временам, писать в стол, в назидание восторженным потомкам автора — ему, автору, волей-неволей придется прибегнуть к эзопову языку и метафорам. Тем более, детская психологическая травма, полученная на школьных уроках литературы при попытках понять, что же именно хотел сказать Чернышевский своей гениальной книжкой «Что делать» — недоступной пониманию не только детей спустя столетие, но и взрослым дядям-цензорам, умудренным тяжкой жизнью при царском режиме — до сих пор время от времени кровоточит.

Хотелось бы надеяться, чернила красного цвета мне помогут. За мной, мой читатель!

Поговорить хотелось о многом. Да, но с чего начать? Пожалуй, начну с самого начала: с уверения в том, что данный текст будет, по сути, вполне себе безыскусным рассказом об одном из клиентов моей скромной психоаналитической практики. И нет, вы не угадали: имя моего клиента не Гай Юлий Цезарь Август Германик Калигула. Несмотря на то, что, в силу некоторых странных свойств личности, эпитет Pontifix Maximus вполне применим по отношению к этому человеку — в ироничном, конечно, ключе — мой герой, в отличие от персонажа Альбера Камю, вполне реален. Мы часто созваниваемся и нередко видимся. «Привет, богоподобный, я достал тебе Луну» — да, как-то так.

«Сколь тяжела ночь. Геликон не придет, луну я не получил. Мой путь был ошибкой. В историю, Калигула, в историю!»

Пожалуй, экзистенциализм именно Альбера Камю было наиболее непросто уяснить для себя. Что явно проявило себя в моих попытках прочтения эссе Камю о Сизифе.

Здесь ключевое содержание, на котором мне придется остановиться и рассказать о нём подробно. Судите сами. Камю почти что наш с вами современник: оба упомянутых мной его произведения написаны в конце тридцатых — начале сороковых годов двадцатого века.

И вот здесь — странное для меня. Причудливое и непонятное.

Влияние на экзистенциализм (Альбер Камю, несомненно, принадлежит к этой ветке философских взглядов) дзен-буддизма посредством усилий Нисида Китаро и Киотоской школы состоялось задолго до Камю: XIX век, выход Японии из международной изоляции. Не торопитесь, к экзистенциальной субъектно-объектной дихотомии мы вернемся чуть далее. А пока… Сверхчеловек Ницше уже собрал свою страшную жатву, опубликованы и получили широкую известность книги Гессе, творившего во многом под влиянием гения Юнга, благодаря которому западная психология узнала слово «индивидуация». Жив и занят глобальной перестройкой сознания великий Шри Ауробиндо, чья интегральная йога имеет столь много поразительных пересечений с юнгианикой… Кажется, еще совсем немного — каких-нибудь пятнадцать-двадцать лет — и миру явится ньюэйдж 60-х, приобретет скандальную популярность ЛСД, зазвучат голоса Тимоти Лири и Рональда Лэйнга, появятся сталкеры Карлоса Кастанеды, фантастика Стругацких и «Жертвоприношение» Андрея Тарковского.

Всё так. Но Сизиф Альбера Камю по-прежнему отказывается принять благодарность за свои вековечные усилия. Абсурдность мироздания, вновь и вновь заставляющая бессмысленно поднимать камень к вершине — вызов, интерпретируемый персонажами Кастанеды как повод к «недеянию», за которое обещана мистическая награда: трансформированное сознание, разрушенный мир. Помните невероятно смешной эпизод из «Путешествия в Икстлан», когда трое взрослых дядей, прилагая поистине титанические (ау, Сизиф!) усилия в стремлении обнаружить автомобиль Кастанеды, в течение двух дней переворачивают огромный валун — заведомо зная, что машины под ним нет? Да, они знают, что усилия бесплодны, и не надеются получить их прямой результат. Но — парадоксальным образом, что нелегко понять и еще более непросто объяснить — награда находит их: абсурдность мира, ранее бывшая проекцией сознания, разрушена. С вершины, на которую ценой бессмысленных и обреченных на неудачу усилий Сизифу непонятным образом удалось (парадокс Шредингера?) вкатить камень — открывается Другое. Глубоко чуждое нашей повседневности, непривычное и пугающее обывателя. Но отнюдь не лишенное смысла.

В попытке объяснить себе Это я пытаюсь найти самые разнообразные параллели и точки соприкосновения: в различных областях науки, в психологии и литературе, в прошлом и настоящем. «Понять значит упростить», как известно. Попробуем вместе?

Интерпретации вызывают аллюзии к фрейдовской парадигме либидо, явно разделяющей фиксацию на цели усилий, что ведет к фрустрации, и мотивацию процесса, что нередко приводит к получению «результата бонусом». Скажите, вы еще не забыли прекрасное, из Детства: «Не надо, не надо верить! Тогда, может, и сбудется.»?

Умудренный Взрослый, видимо, найдет утилитарную параллель с дифракцией света: прямой луч создает на периферии интерференционные узоры — чередующиеся полосы света и тени, сравнимые с попыткой преодоления материалом Бессознательного границ сознания. Этот узор психики обладает хорошо выраженными свойствами суггестии, способными в обход сознательных усилий получить искомый результат: вот вам и рациональное объяснение абсурдных манипуляций с камнем. Вы легко поймете сказанное, если уясните для себя уровень влияния, способного быть оказанным на человеческое сознание подобным «узором»: всем нам хорошо знакомая ностальгия по ушедшим годам, молодости, изжившему себя политическому или социальному мироустройству — не является ли ложным отождествлением со всем этим некоего контента, едва-едва различимого на периферии сознания, который мы видим краем глаза, устремив тоскующий взгляд в прошлое?

Добавлю: взгляды психологов, от Анны Фрейд и Мелани Кляйн до Жана Пиаже и многих других нередко приковывала к себе «ностальгия по бесследно ушедшим годам и быстро пролетевшей молодости», отмеченная (абсурд) у детей ранних возрастов. «Ностальгия» (эмоциональное сожаление, если угодно), как показывают исследования, нередко проявляется у детей 7–10 лет и старше. Школьники тоскуют по дошкольным ритуалам, идеализируя прошлое как счастливое детство.

Что звучало бы иронично нелепо без следующего допущения: ностальгия — пример ложного отождествления архетипического контента (интерференция света) с нереальным объектом, время которого исчерпано. Ребёнок испытывает чувство тоски не по прошлому, а по некоему идеализированному образу, существующему на периферии сознания.

Вы не раз сталкивались с подобным и сами готовы привести примеры, подходящие под моё описание, не правда ли? Кстати говоря, именно эта психическая сущность, «тоска по ушедшему», переполняет сегодня умы граждан РФ. Но, в силу ряда причин, мне не хотелось бы вдаваться в анализ подобной феноменологии. Вернемся к Сизифу, вы не против?

Всё, казалось бы, носится в воздухе — Камю явно читал Ницше и знаком с мистикой Востока через посредство Шопенгауэра, индуист Ауробиндо Гхош, чьи идеи созвучны Юнгу — выпускник Кембриджа. Запад и Восток впервые сошлись, открыв ладони для дружеского рукопожатия… но нет. Экзистенциализм Альбера Камю не приемлет компромиссов: единственный смысл повторения бессмысленных действий — в стоическом достоинстве человека пред лицом Абсурда. Иного, более высокого уровня сознания нет и не будет, супраментальность Шри Ауробиндо, равно как и сверхчеловек Ницше — фантазийные способы эскейпа для Камю, не более того.

Жизнь как подвиг. И никак иначе. Загадка, неразрешимая в границах заданных условий. В попытке найти решение мне придется прибегать к изменению фокуса восприятия, перенесясь из Рима времен Калигулы и оккупированной немцами Франции Альбера Камю — в наши дни. «Порвалась дней связующая нить»; возможно, если бы Гамлет был знаком с концепцией Джеймса Бьюдженталя о смене фокуса восприятия (shift in perspective), его безумие было б чуть более продуктивным?

Впрочем, попробуем. Алло, Гай Юлий? Привет, как жизнь. Скажи, что думаешь обо всем этом?


Поистине, это один из самых странных людей, которых я знал. Как и у Альбера Камю, детство его не назовешь теплым. Нигилистическая позиция, которую я долгое время почти с отчаянием наблюдал, с течением временем трансформировалась — нет, не в супраментальное сознание Шри Ауробиндо, но — в умонастроение солипсизма, перманентно отрицающее любой опыт, кроме личного. Иными словами, мысли вашего покорного слуги для него несравненно более весомы, нежели идеи Ауробиндо Гхоша, Карла Густава Юнга и Зигмунда Фрейда вместе взятых. Поверьте, говорю это без никаких претензий на высокоученость; в данном случае единственное мое преимущество перед светочами философской мысли Востока и Запада в том, что со мной этот человек знаком, а вот с ними нет.

Разительно, когда подобное видишь наяву, а не читаешь в трудах психологов и философов: я — не просто часть его Вселенной, но личная фантазия. Подобное у него не вполне на уровне сознания, скорее, на стыке сознательных и бессознательных слоев психики. Не то чтобы я абсолютно точно не обладаю субъектностью в его глазах, вернее будет сказать — мой друг не поручился бы за такое. «Может — так, может — не так, а может, вообще никак» — результаты его анализа практически на все случаи жизни.

В качестве яркого примера, иллюстрирующего солипсическое мироощущение. Скажите, как бы вы отнеслись к произошедшему, став свидетелем небольшой психологической мистерии: предположим, идете вы с новоявленным Калигулой по центральной части сегодняшней столицы России. И вдруг взгляд его падает на припаркованный внедорожник, действительно шикарный. Реакция: «вот скажи, Херея, о каких экономических санкциях Запада, каком экономическом кризисе может идти речь, если люди покупают себе столь великолепные автомобили?»

Попробуем проанализировать подобное. Как вы думаете, в чем отличие этих двух персонажей Камю — Калигулы и Сизифа? Например, представьте, что возиться с камнем, разыскивая чертов автомобиль Карлоса Кастанеды, пришлось не Сизифу, а Калигуле. Какова была бы его реакция на абсурд происходящего? Не кажется ли вам, что в этом случае всем участникам магической мистерии — дону Хуану, Хенаро, да и самому бедолаге Карлосу — пришлось бы столь же несладко, как Геликону, Херее, прочим персонажам пьесы Камю?

Вам непонятно, отчего я сделал это предположение?

Сизиф являет собой пример экзистенциального бунта Камю — «абсурдно, но именно таков вызов мне, я несу его достойно через свою жизнь, как знамя». У Кастанеды и его героев иначе: абсурдность — вызов и для них, но здесь она понята как инструментарий, позволяющий в итоге все-таки подняться на гору. Откуда открывается, надо полагать, замечательный вид, в котором смысл присутствует: тот самый Смысл, что столь яростно отрицает Камю.

Что же касается Калигулы… о, здесь все намного более интересно. Мой приятель, астральный двойник Калигулы, поможет понять непонятое. Возможно, это часть его искупления?

Всё бессмысленно в этом мире и для Калигулы. Но он выбирает третий путь. Не имеющий ничего общего с первыми двумя: это не отчаянный бунтарь Сизиф, это не проницательный искатель новых уровней сознания Кастанеда. Калигула решает проблему экзистенциального ужаса, инициированного тем, что мир равнодушен к его поискам смысла — тем, что заставляет других разделить свой ужас.

Можно ведь и так, почему нет. Если кому-то столь же страшно, сколь тебе — тебе уже не так страшно. Замечали?

Ощущение бессмысленности мироздания как отражение внутреннего абсурда. Хм, мы все ближе и ближе к пониманию скрытой сути Специальной Военной Операции, говорите вы? Нет, бросьте. Я не имел в виду ничего подобного. Скажете тоже!

Возвратимся вновь к Калигуле, уйдя от этой опасной темы. Который столь великолепен сегодня в исполнении российских актеров. Разумеется, я говорю о видеороликах youtube, опубликованных на этой странице; надеюсь, вы не подумали ничего иного? Взгляните, сколь прекрасна эта пантомима. Вам не понадобится знание русского языка, чтобы насладиться фрагментами поистине мистического театрального действа.

Итак, в отличие от Сизифа, Калигула проецирует свой ужас вовне, заставляя содрогаться других. Известный психиатр Сирлз отметил бы то обстоятельство, что безумие Калигулы последовало прямиком за смертью Друзиллы, его сестры и любовницы. Поговорим под занавес (метафора уместна, поскольку мы обсуждаем театральную пьесу и ничто иное) об инцесте, вы не против? Ведь страсть персонажа Альбера Камю к сестре не только скандальна, это еще и важнейший ключ к пониманию абсурдности его мира. Фрейд разглядел бы здесь запретное влечение, что прорвалось из бессознательного, стирая границы между доступным и запрещенным, между «Я» и «Сверх-Я». Понимание Юнга более глубоко и метафорично, в Друзилле видит Аниму.

Здесь мы вновь на мгновение вернемся к моему бедолаге-приятелю, адепту солипсизма. Который, надо вам сказать, несмотря на все свои психологические заморочки, является обладателем самой что ни на есть настоящей психопатической харизмы: людей к нему тянет, как магнитом. Что, если это суггестия, в стилистикке Гарольда Сирлза, Архаичной Матери, сепарации с которой в его детстве так и не произошло?

Нет, Архаичная Мать и Родина-Мать, которую все мы порой столь рьяно рвемся защищать — не одно и то же. Кошмар, как вы только могли подумать такое!

Я говорю лишь о Калигуле, персонаже Альбера Камю. Что, если его нездоровая страсть к сестре действительно служит символикой Анимы, юнгианского архетипа? Которая, являясь признанным проводником в Бессознательное, никогда не гарантирует того, что станет верной спутницей, послушно интегрируясь в ваше сознание; что-то вроде «довести — доведу, а дальше смотри сам». Увы, порой случается и так: вместо интеграции архетипа происходит ровно обратное, сознание оказывается наводнено чужеродными для него импульсами Бессознательного, что приводит к тому, что… что произошедшим инцестуозным безобразием жизненно необходимо с кем-то делиться. С подчиненными, с домочадцами, с друзьями. Со своим народом, который ты обрекаешь на прозябание ввиду экономических санкций. Иначе ты утонешь, личность будет дезинтегрирована и исчезнет в волнах, как Рим под разливом Тибра.

Слышишь, Калигула? Я ведь о тебе говорю. Помнишь, как в голодном тридцать девятом ты проливал кровь вместо раздачи хлеба? Тоже небось припаркованные вблизи Domus Augusti джипы списывали любые твои сомнения, а?.

Психоаналитик Хайман Спотниц наверняка сказал бы, что эти проекции наружу хаоса внутреннего мира Калигулы имеют нарциссический характер, будучи ортодоксальной защитой Личности от экспансий Бессознательного. Что косвенно подтверждается многочисленными экзерсисами богоподобности Калигулы, требованием достать Луну или объявлением войны морю.

В особенности последнее. Волны — одна из самых известных символик Бессознательного (сравните с т.н. «океаническим чувством», впервые упомянутым Роменом Ролланом в письме к Фрейду). Океаническое чувство — одно из названий мистического инсайта, который столь нередко испытывают психотические больные, принадлежащие шизофреническому регистру. Собственно, шизофрения нередко (Рональд Лэйнг, «Расколотое Я») трактуется как затопление сознания импульсами Бессознательного, прорвавшегося сквозь границу Сознания; подобная диссоциация слоев психики находит отражение в психологической реальности мира шизофреника как разрушенная субъектно-объектная дихотомия. Бинарность «субьект — объект», составляющая основу психики человека, которого все мы склонны считать нормальным — более не существует, мысли и эмоции шизофреника оказывают непосредственное влияние на всё вокруг. Одним словом, если вам надоел дождь за окном — попросите такого человека вам помочь, и вы имеете некоторые (небольшие) шансы получить нужный результат.

Да, но если Калигулу и посетило такое озарение (мы вправе предположить, что подобное произошло с ним в результате смерти Друзиллы), этот дьявольский Свет был кратковременен. Инсайты такого рода не длятся долго: максимум составляет обычно две-три недели, в редких случаях полтора или два месяца. Мне неизвестны упоминания о более долгих проявлениях состояний такого рода, если они являлись следствием психического расстройства; а не дисциплины ума, к которой адепты религиозных практик способны брести даже не годами, а десятилетиями. Слишком уж он ресурсоемок, этот Свет: человек не выдерживает ни физически, ни психологически.

Что же делать Калигуле, когда «океаническое чувство» ушло от него столь же внезапно, сколь ранее появилось? Ведь как хорошо было, как приятно! Стоило подумать о чем-то, и тут же мысль воплощалась в реальность; стоило задаться вопросом — моментально (подобное состояние психики описано, например, Тимоти Лири) приходил ответ. Ощущения такого рода действительно незабываемы и уникальны, накладывая отпечаток на всю последующую жизнь. Объяснить подобное крайне непросто, поэтому я прибегну к аналогии: вероятно, именно такое состояние пытался описать русский писатель Михаил Булгаков, вложив в уста своего Понтия Пилата фразу о внезапно свалившимся на него (вот ведь незадача!) бессмертии.

Здесь вся богоподобность Калигулы из пьесы Альбера Камю. Абсурд переполняет его, требует выхода. Но инсайт ушел, бинарность субьектно-объектной дихотомии вновь обрела над ним власть, мысли более не составляют с действием единого целого. Ему приходится предпринимать для этого сознательные усилия, сея вокруг хаос и смерть. Увы, учитывая положение и титул Pontifix Maximus, для не сумевшего повзрослеть мальчишки по прозвищу Калигула, как звали его в детстве — подобное не проблема.

Суггестивная мистика разрушенной теперь дихотомии не защищает, как было раньше. Его действия деструктивны, воздаяние смертью неизбежно. «Я еще жив?»

Вновь логический мостик к моему приятелю, современной ипостаси Калигулы. Что такое солипсизм, как не попытка преодоления той самой, много раз упомянутой мной в этом тексте субъектно-объектной дихотомии? Вдумайтесь. Вместо единства внутреннего и внешнего здесь — устойчивая ригидность отрицания внешнего, прочно занявшее его место внутреннее. Макрокосм как проекция микрокосма: хаос Бессознательного затопил Сознание, которое теперь репрессировано, растоптано, посажено в тюрьмы на длительные срока. Убито.

Как отмечено не единожды, такого рода умонастроение крайне сложно преодолеть именно ввиду его бесконечно привлекательной суггестии (вы не забыли, мы только что говорили об архетипах и их странном существовании вне времени и пространства?). Солипсизм экзистенциально выгоден; приятен, если угодно. «Послушай, чего ты хочешь от меня? Мне хорошо, отвяжись.» говорит мне мой приятель.

Вы никогда не сумеете объяснить или доказать солипсисту то, что идет вразрез с его мироощущением (как и большинству шизофреников, к слову сказать, хоть это и не одно и то же). Единственный хоть сколько-нибудь плодотворный способ работы с ним — то самое зеркалирование нарциссических проекций, что составляет суть методики Хаймана Спотница. Что это такое, зеркалирование? — хм, любители общения в соцсетях должны, как мне кажется, знать такое. Помните словесные перепалки, ярлыки, которые вы в сердцах бросаете друг дружке, стремясь задеть как можно больнее и при этом оставить последнее слово за собой? — ну вот как-то так. Не совсем «зеркалочки» соцсетей, где мы язвим в ответ; — но, скорее, тонкое искусство отразить внутренний хаос пациента, показав ему, словно в зеркале, самого себя. Попросту говоря, Спотниц позволял своему анализанту объективировать на себя его бессознательные проекции и зеркалировал результат.

Мы с вами уже проделали сегодня немалую психологическую работу, перенеся Калигулу в современную Россию и воочию представив роскошные Mercedec-Benz на парковках Дома Тиберия на Палатине. Вы, верно, и не заметили, что подобный шуточно-метафоричный стиль изложения позволил мне подспудно проиллюстрировать основную тему моего рассказа: размытие границ между Сознанием и Бессознательным. Которое, подобно галльскому вторжению, способно полностью затопить Рим волнами абсурда.

Сделайте последнее на сегодня усилие: представьте, что психоаналитик Хайман Спотниц не только жил во времена Калигулы, но был его личным врачом. Представьте, что он сумел бы дать выход этому грозному шторму, позволив Калигуле перенести на себя бушевавшее у того внутри (да, это нелегко, но Спотниц умел работать с подобным). Очень вероятно, что иных проекций Калигуле бы не потребовалось… Вы понимаете, о чем я? «Иные проекции» в данном случае это кровь и смерти, служившие зеркалированием. Зеркалами служили как неполученная Калигулой Луна, так и Друзилла, его сестра и возлюбленная.


И послесловие. Целью сегодняшнего моего психоаналитического исследования не является оправдание Калигулы, обеление его преступлений. Безусловно, в суде гаагского трибунала ему самое что ни на есть место.

Моя цель — понять. Я пытаюсь осыслить, уложить в логике психоаналитических концепций — что же с ним произошло, с героем экзистенциалиста Альбера Камю. Удалось ли мне это, нет? — судить читателю.
Я не могу судить. Я не вправе, потому что психолог, не судья. Я могу только лишь попытаться понять. Любое включение эмоций в психоанализ, любая моя попытка суда будет являться контрпереносом. Что непрофессионально и недопустимо.

Такова моя римская империя, мой белый кит. В историю, Калигула, в историю!

Ваш комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *