Рискуя показаться занудой, я всё же должен предварить этот рассказ о сильных страстях небольшим вступлением — геометрическим, геодезическим и даже немного теологическим.
Мне приходится это сделать, чтобы меня не обвинили в плагиате Автора, чьи чудесные новеллы я, ещё в детстве, знал почти наизусть.
Жизнь идёт по кругу. Кто-то даже утверждал, что движемся мы по замкнутому кругу, большому и бессмысленному, ориентир которого легко и часто сбивается. Проблемы, которые волновали вас и меня сто или тысячу лет назад, — разве они так уж отличны от тех, что занимают нас сегодня? Не сильно ли я ошибусь, если скажу, что изменились лишь декорации и пришли новые актёры, а наш маленький человеческий театр драмы и комедии остался на прежнем своём месте?
Отлично, а теперь представьте себе тёплый весенний вечер… Нет-нет, забудьте про Нью-Йорк времён великого О’Генри — сегодня здесь всё не в пример более шумно и гораздо менее сентиментально. Скажите, можете ли вы вообразить современного владельца коммерческого банка, который стал таковым, оставив в прошлом карьеру грабителя поездов или гангстера?
Хотя нет, это, пожалуй, не лучший пример. Давайте попробуем иначе. Способны ли вы представить владельца бизнеса, который поставил свою судьбу в зависимость от честности старого друга, с которым когда-то вместе прятались от пуль в зарослях чапарраля? Полицейского, который отпустил опытного медвежатника, вскрывшего сейф, лишь потому, что ему показалось, будто тот исправился?
Вот именно. Теперь дополните картину, представившуюся вашему мысленному взору: именно в этот прекрасный вечер ваш покорный слуга шагает, деланно равнодушно посматривая по сторонам, центральными улицами Большого Города. Города, которому совершенно наплевать на него и его проблемы — Город живёт себе своей жизнью и в ус не дует. На душе у меня, честно сказать, почти как у того бездомного бедолаги, которого упорно не брали в тюрьму переждать холода, сколько бы витрин для этого он ни расколотил.
На языке поэтической лирики это называется меланхолично-философическим настроением.
Стою в толпе, жду зелёный сигнал светофора. И вдруг замечаю в трёх метрах от себя мужика — загорелого, как чёрт. На лице следы лёгкого насилия, сам слегка подшофе. Но не в этом дело, главное — он не просто молча стоит и ждёт разрешения перейти дорогу, как все вокруг меня и я вместе со всеми. Нет, он занят важным делом: атакует фонарный столб. Проводит «бой с тенью», говоря языком боксеров. Причём делает это весьма ненавязчиво и почти, как ему кажется, незаметно, без намека на пассивную агрессию или желания впечатлить окружающих. Нет, просто ему вот так хорошо — тренировка с самим собой.
Лучшую половину жизни я провёл когда-то в спортзалах, так что ошибиться не могу: передо мной спортсмен. Пресвятая Богородица, думаю, хоть один живой человек среди толпы послушных городских роботов! Подошёл, поздоровались. Выразил, как сумел, восхищение. И мы пошли дальше вместе.
Взяли в недорогом магазине по банке пива — мой новый приятель настоял, что платит он. Всё как у тех ребят, которые, неожиданно признав друг в дружке ревматиков, мигом отбросили антагонизм социальных разночтений и пошли это дело обмывать. Идём, болтаем о жизни. Он, надо сказать, несёт тот ещё порожняк, ругань наша и смех разносятся, наверное, в радиусе метров двухсот. Замечаю, прохожие стараются не встречаться с нами взглядами… Ничего, добропорядочные граждане, я терплю вас круглый год — неужели вы не сумеете потерпеть меня таким, как я есть, хотя бы один весенний вечер? Да ладно, не убудет от вас.
Поймите, я это отнюдь не с сарказмом говорю. И уж точно не для того, чтобы противопоставить себя моему новому приятелю, не подумайте. Вся изюминка в том, что мне сейчас хорошо, как давно хорошо не было. Будто неимоверная тяжесть свалилась с моих плеч долой. Парень этот, конечно, здорово виснет мне на ушах, но оно мне и вправду в кайф — я, наконец, чувствую себя собой.
А главное — этот его ясный взгляд, без глубоких мыслей, без надоедливых, как заезженная пластинка, рефлексий Большого Города. Спортсмены поймут, о чём я. «Понимаешь, — говорит он, — отец мне всегда говорил: самое главное, не будь сукой. Большой грех это.»
«Нет, философ, я тебе возражаю. Это самый страшный порок.» Хм, кто автор этих слов? — не могу вспомнить. Наверное, тоже кто-то из персонажей О’Генри.
Всё хорошее, как правило, заканчивается быстрее, чем плохое. «Знаешь, — говорю на прощание, — я, конечно, потолкался в офисах побольше твоего. Но так и не понял, зачем мне всё это. Все они там картонные, с их нелепым лицемерием, болезненным самолюбием и навязшими в зубах токсичными психологическими травмами, мать их так-растак. А вот ты — настоящий.»
На том и распрощались. Каждый пошёл своей дорогой.