Повезло на цирковом форуме встретить невероятно интересного собеседника, фрагменты диалога с которым и публикую иногда в своем блоге. Дело в том, что топик Павла Брюна на ruscircus.ru уже десяток лет длится, так сказать, inline, а администрация форума не прилагает ни малейших усилий к тому, чтобы сделать хоть какое-то оглавление ключевых моментов его реплик, включающих в себя порой крайне интересные истории и аллюзии. Что, на мой субъективный взгляд, приводит к ряду неудобств. Администрация всегда и везде права, разумеется, но есть ведь у меня и свой блог. Так что…
Павел Брюн. ТОТАЛЬНЫЙ ТЕАТР
(Быль. Пояснительная)
Часто в моих «Былях» фигурирует словосочетание «Тотальный Театр».
Это вовсе не отвлеченное понятие, а, на самом деле — главный элемент, связывающий моего внутреннего человека с внешним миром.
Впервые я столкнулся с этим термином лет сорок с гаком тому назад, в замечательной, с той давней поры моей настольной книге Питера Брука «Пустое Пространство». Так что, на авторство не претендую. Но мое заимствование – заимствование честное. Как видите, со ссылкой на автора.
И, тем не менее, то, что подразумевал под этим понятием великий Режиссер, и то, что в своих историях вкладываю с него я – вещи, по-большому счету, разные.
Моему Тотальному Театру не нужен театр, как таковой. Его логистика особа: он сам по себе извечен и повсеместен.
…Я еду вверх по эскалатору в метро, не важно где — в Москве, в Нью-Йорке или в любом другом городе, осчастливленном подземкой. Или в торговом центре в Дубае или в Питере. А мне навстречу, вниз, по такому же эскалатору стекает череда людей.
Я стопорю свой взгляд на уровне лица человека среднего роста, и задерживаю его там, как на штативе, максимально жестко и предельно долго.
Тотальный Театр открывает свой занавес.
И я вижу уже не череду людей, движущихся вниз по лестнице-чудеснице, а «одного Лицедея», который стоит неподвижно, и строит мне весьма разнообразные гримасы, за каждой из которых – бездна историй.
…Я сижу в аэропорту в ожидании вылета. Напротив меня – точно так же, в ряд, сидят пассажиры моего или иных рейсов. Ожидание. Нерв этого процесса – особый. Тела утомлены и отпущены на свободу. Лишь глаза и уши мобилизованы.
Я смотрю на строку из ног пассажиров, сидящих напротив меня. Смотрю слева направо. Читаю. И слышу, как из череды ног, обутых в разную, на самых разных дорогах истоптанную обувь, Тотальный Театр обращается ко мне с поэтической строкой.
Каждая пара ног – иероглиф. Но иероглиф, на самом деле, понятный. Если, конечно, читать внимательно.
Носки, повернутые внутрь или наружу… Стопы, заваленные на внешнюю или на внутреннюю сторону… Тем или иным образом сбитый каблук…
И, когда объявляется посадка на рейс – эти стихотворные строки ложатся на мелодии и ритмы походок…
Эти литеры, слова и мелодии расскажут мне о человеке куда больше, чем какое угодно резюме. А если не расскажут – то я и сам додумаю.
И вот, начав додумывать и сочинять, я превращаюсь из зрителя в Тотальном Театре – в драматурга. Далее – в режиссера.
Но при этом я всегда помню, что для кого-то из тех, кто сидит напротив меня и посматривает втихаря на мои башмаки или ждет, когда я встану и пойду, я — Актер. Все в том же, вездесущем и извечном, Тотальном Театре.
К размышлению («Много думайль!» ©) или к написанию рассказов меня обычно подталкивает приближение, или чаще – памятное погружение в загадочное, никогда не прекращающееся Действо, свершающееся повсеместно и постоянно.
Действо, которое все мы, без исключения, в состоянии увидеть, оценить и даже видоизменить, будь на то наша воля.
Оно-то и есть Тотальный Театр.
Чуть не написал «мой».
И осекся тут же: не «мой» он.
А Наш с Вами.
А.С.
Pavel Brun said:
И я вижу уже не череду людей, движущихся вниз по лестнице-чудеснице, а «одного Лицедея», который стоит неподвижно, и строит мне весьма разнообразные гримасы, за каждой из которых – бездна историй.
Да, бездна историй… вот одна из них.
Попробую сыграть в буримэ. Может быть, удастся впоследствии претендовать на толику авторского гонорара, бенефиции и преференции, когда дело дойдет до Арбитражного Суда Высшей Инстанции… мотивируя тем, что рукописи не горят, особенно в интернете… и всем известный прецедент давно ведь уже есть. Хотя нет, вряд ли. Театр, при всей краткости этого термина — необычайно многогранен, и у каждого он, Театр — свой. Придется примириться с тем, что соавторство здесь не катит.
Прелюдия. Одним из ключевых моментов эзотерического опыта уже неоднократно упоминавшегося здесь Шри Ауробиндо является история о том, как Учитель вкупе с группой своих учеников были малопонятным образом низвергнуты с сияющих небесных вершин Духа, где в счастливом «не я» пребывали — в черную пропасть Бессознательного. Откуда затем пришлось долго и кропотливо выбираться к прежним высотам; а возможно — уже и не к прежним, к другим… какая, в общем, разница, «лучше гор могут быть только горы», как известно всем, кто родом из СССР. Но факт остается фактом: примем как данность и перейдем к повествованию.
Хм, вот ведь в чем ирония: где бы ты не встретил свой Тотальный Театр — в зале ожидания аэропорта, на эскалаторе метро — это никогда не Уличный Театр. Увы, это практически всегда Театр Академический, даже если ты открыл его в назойливой толчее прохожих; Театр с тяжелым пыльным бархатом занавеса, красными подушками кресел партера, ложами бенуара; Театр очень чопорный и чаще всего недешевый. Театр, диктующий свои условия… здесь мой рассказ немного пересекается с другим рассказом Мэтра, что-то насчет «А сколько будет стоить билет в Cirque du Soleil для жителей России? — Так же, как и везде. А почему он должен стоить дешевле?»
Кому-то несказанно повезло со знакомыми/родственниками в театральной среде, всегда готовыми выручить контрамаркой или провести на премьеру, другой сумеет втихаря просочиться через черный ход или в группе интуристов (когда-то получалось), у третьего бабушка работает в гардеробе, как и у меня когда-то давным-давно в детстве… всем остальным, чтоб попасть в странное неевклидово пространство театрального зала — придется выстоять длинную-предлинную очередь, раскошелившись на билет. Кроме того, не нужно забывать, что и билет и контрамарка — это пропуск на два или три часа Света мистической театральной мистерии, и ни минутой больше. После чего ты покинешь Театр, уйдя в черную и слякотную ночь: карета превратится в тыкву, шляпа с пером обернется дворовым облезлым котенком, вцепившимся в волосы… ну и так далее, в том же самом стиле.
Есть у нас в самом центре Питера эдакое лобное местечко, аккурат возле БКЗ «Октябрьский»: многие годы это центр сборищ оппозиционеров перед шествиями и митингами. Оговорюсь сразу: рассказ мой не содержит скрытых политических аллюзий, я расскажу о действительно произошедшей встрече. Бегу однажды по Лиговке, как обычно, в обнимку со спортивной сумкой, и вижу горстку людей с плакатами и транпарантами… что же, дело обычное. И тут взгляд цепляется за одну из фигур.
Это пожилой, неряшливо одетый мужчина, небритый, с помятым лицом и странными глазами. На груди у него висит большая картонка, на которой квадратными детскими буквами написано его Воззвание: «прекратить психоастральную атаку на людей с целью их разобщения и вражды, либо снять с меня мозговую блокаду ФСБ, я все исправлю и объединю за пару недель», что-то в этом духе. Точной формулировки не помню, но суть врезалась в память… уже в ту пору целенаправленно читая кое-какую литературу из серии «Популярная психология», поймал себя на том, что где-то что-то про такое… ага, ну конечно. Антон Кемпинский.
Объясню на примере другой Фигуры, уже довольно близкого моего знакомого и коллеги по многочисленным спортзалам: парень был хорошим спортсменом, но производил впечатление очень одинокого человека, причем — сознающего свое одиночество. Запомнился он мне о чем-то невесело в одиночестве размышляющим, тягостно погруженным в себя и эти свои мысли. Нет, разумеется, так было далеко не всегда. Но вот таким я сейчас его помню.
У нас была небольшая компания, мы тесно общались и помимо спорта. Как-то странно, внезапно и одновременно ожиданно прошелестела новость: общий наш приятель — Контактер.
А еще Витек внезапно стал знатоком Истории Государства Российского: мог часами горячо доказывать, что «Украина — это от слова край». Возражать не рекомедовалось; «не противоречь», точь в точь как у Булгакова, на Патриарших. Кратковременные периоды инсайта, когда на Витю будто бы снисходила странная харизма и он переставал спорить — сменялись долгой депрессией; именно в такие дни агрессивно-настойчиво выдавались откровения о Пришельцах, о Боге, о Боевых Искусствах, о Чем-То Еще… я не мог отделаться от ощущения, будто бы пытался он на разный, самый карикатурный порой лад примирить и объяснить потерю чего-то, бывшего доступным еще вчера, когда слова были не нужны. А сейчас — безнадежно и навсегда утраченного,
Увы, Кемпинского Витя не читал, в театр не ходил, о контрамарках имел самое слабое представление. Объяснить и попробовать хоть как-то помочь никто из нас не решился, хотя разговоры были. Впрочем, помочь было невозможно: «шизофрения, как и было сказано», а доктора Стравинского в нашей компании не было… да и попробовали б вы заикнуться о чем-то таком Контактеру. Как все продолжилось или чем закончилось — не знаю; уверен лишь, что ничего хорошего дальше быть уже не могло.
Похоже, совсем без политических аллюзий, как обещал — не получится. Всякий раз, как читаю в российских СМИ очередной пассаж под сюрреалистическим заголовком, нечто эдакое родом из Тотального Театра Абсурда — вспоминаю про Витины эти болезненные озарения, они же шизофренический инсайт: сверкнул, вероятно, в самом начале Свет Театральной Рампы, сверкнул на мгновение и погас, остались лишь мимолетные отблески. Было и прошло, не вернуть. И — не объяснить, даже себе самому, как ты ни старайся. Тяжка и непостижима десница Господня.
Да, билеты в Театр стоят порой неоправданно дорого… а вообще получилась очень невесело, и неплохо бы поговорить о чем-то другом.
В качестве иллюстрации использована работа Бориса Шумера «Видение IV» (по мотивам З. Бексинского). Картон, пастель.