Мой друг Шариков, граф Монте-Кристо


А. Дюма, «Граф Монте-Кристо»:

Я постараюсь согласоваться во всем с желаниями вашею сиятельства, — сказал он. — Притом же я буду руководствоваться примером господина Али.
Ни в коем случае, — ледяным тоном возразил граф, — у Али, при всех его достоинствах, много недостатков; не берите с него примера, ибо Али — исключение; жалованья он не получает; это не слуга, это мой раб, моя собака: если он нарушит свой долг, я его не прогоню, я его убью.
Батистен вытаращил глаза.
Вы не верите? — спросил Монте-Кристо.

Да простит мне читатель то обстоятельство, что начал я этот рассказ, претендующий на звание правдивого отчета о делах и суждениях серьезных, и пребывая в настроении вполне себе философическом — с цитаты из авантюрного романа… понимаю и признаю справедливость упрека, посему — позвольте объясниться. Суть в том, что данный материал является переложением (переосмыслением?) одного из эпизодов нескончаемого моего спора с другом, который — спор, диалог, дискуссия — идет довольно давно, протекая с переменным тактическим успехом и, разумеется, без малейших шансов на хоть сколько-нибудь успех стратегический, в ту или иную сторону… да, вот такие у нас странные шахматы. И случилось так, что книжка Дюма имеет непосредственное к данному разговору отношение. Вот и все предисловие, а теперь — к делу.


К материалу "Мой друг Шариков, граф Монте-Кристо"
К материалу «Мой друг Шариков, граф Монте-Кристо»

В этот раз мой приятель (уже пытался однажды рассказать о нем на страницах этого блога), у которого, к слову сказать, дед был репрессирован, и которого не далее как минувшей весной сократили с работы (продажи в торговом комлексе, где он несколько лет вахтерил без оформления неделя/через/неделю — упали на треть, по его же словам) — отстаивал, как обычно, традиционные для среды российской ваты ценности; само собой разумеется — протесты в Белоруссии подавят, российская экономика на очередном взлете, а Владимир Владимирович был, есть и будет, и все это вкупе не может не быть хорошо («мне вообще всегда хорошо, причем с каждым годом все лучше и лучше»). Почему столь легко узнаваемые, знаковые исходные приводят к такому нелогичному итогу? — хм, а знаете, я ожидал от вас совсем иного вопроса…

Спросите, зачем вообще этот длящийся годами нелепый спор, как хватает мне терпения слушать ахинею? — спросите, а я попробую вам ответить. Дело даже не в том, что в противоречивом, насквозь парадоксальном мироощущении моего приятеля я вижу не столько точку зрения, сколько, скорее, любопытный психологический аффект, более чем достойный пристального внимания и изучения… хотя и это тоже, конечно. Но главное, пожалуй, в том, что этот мой приятель — что бы он там о себе не болтал — один из самых незаурядных и, вероятно, самых честных (прежде всего по отношению к себе) людей, каких знаю. Это маргинал, безусловно, но это не люмпен; современный Шариков («разговаривают, разговаривают, контрреволюция одна» — любимейшая из цитат-поговорок на все случаи жизни), но — раздираемый внутренними противоречиями Шариков… герой Булгакова был описан автором сугубо как цельная личность, и исключение способен представлять только лишь один эпизод, которого нет в книге, но который присутствует в фильме Бортко (уж не знаю, есть ли он в «Cuore di Cane» Альберто Латтуада, который сейчас многие считают, гхм, «прообразом» и исходным шаблоном культового российского фильма); — это где Шариков, со свечкой в руке, в ночной рубашке и босой — хмуро разглядывает себя в зеркале.

Да, так вот, граф Монте-Кристо… неторопливо и со вкусом ища логические прорехи в аргументации друг друга (как раз шли вечерним пляжем Петропавловской крепости), заговорили мы — в который раз — на тему сталинских репрессий. В которые приятель мой Шариков, как уверяет, не верит. И вот тут в ткань разговора вплелось противоречие, ударил и повис в воздухе эмоциональный диссонанс, который моему собеседнику не удалось сдержать… на сей раз был это резкий, незаслуженный упрек в адрес тех, кто в мрачную ту годину «мотал четвертачок» и даже не попытался уйти, а ведь «выход есть всегда». Натурально, вспомнилась тут и цитата из Эйнштейна о самоубийце, куда же без нее… в ответ я злобно пробурчал что-то о том, каких оплеух надавал бы моему старому корешу известный любитель мордобоя в прямом эфире Николай Сванидзе, ну на этом и все; знакомы мы настолько давно и плотно, что имеет место негласный договор об отсутствии любой излишне личностной подоплеки «в наших спорах без сна и покоя». Тем более, этот мой странный приятель Шариков — единственный из всех, кого знаю, имеющий полное моральное право выносить вердикты и ставить оценки, рассуждая о самоубийстве…


К материалу "Мой друг Шариков, граф Монте-Кристо"
К материалу «Мой друг Шариков, граф Монте-Кристо»

Аккурат в этот момент спора образованный и начитанный (а-ля булгаковский Берлиоз) автор внезапно углядел возможность эффектного эндшпиля, причем без всяких там в стиле восточных единоборств замашек Н. К. Сванидзе; упоминание имени создателя экзистенциальной терапии, австрийского психиатра и философа Виктора Франкла, проведшего три года в нацистских лагерях смерти, и его книги «Человек в поисках смысла» оказалось бы более чем в тему, расставляя по местам слетевшие было с шахматной доски фигурки. Но увы, как и следовало ожидать, тема не пошла: приятель мой не читал Франкла. В этот момент, несколько раздосадованный, я и вытащил на свет божий пыльный двухтомник «Граф Монте-Кристо» издания советских лет… хм, а что мне еще оставалось. «Он, вероятно, спецом ничего не читает, чтоб не подловить его было»; кстати, предположение вовсе не столь шуточное, каким способно показаться на первый взгляд.

Далее… а далее с моей стороны в контексте книжки Дюма пошла, будто по-написанному, та самая импровизация, которая, по мысли великого русского актера, свершившего когда-то побег в Свободу и умершего много лет спустя в Америке — самая лучшая, будучи отрепетирована заранее. Когда обдумывал очередную нашу партию, пришло мне в голову некое соображение, именно теперь в ходе разговора потребовавшее четких формулировок. Что я на ходу и попытался сделать, назло моему нигилисту-приятелю; в ходе дальнейшего диалога мне показалось, что он и книжку-то не читал, ограничившись когда-то в бытность просмотром великолепного фильма с Марэ, либо же последующих киношных интерпретаций с Депардье или нашим Авиловым… тем не менее. Рассуждал я так:

Припомним очень аполитичного, как его изображает великий романист, молодого человека, ни дать ни взять марсельскую вату времен наполеоновских ста дней. Ну да, возможно, паренек не без способностей; стать капитаном торгового судна в двадцать лет удается не всякому мажору. Интересно, какой могла б быть его судьба? в каком-нибудь, э… другом романе?

Увы, вероятнее всего — «в деревне, счастлив и рогат, носил бы стеганый халат», и т.д. по тексту, ни убавить ни прибавить. Нет, ну в самом деле. Эдмон Дантес не был ни жирондистом, ни роялистом, политические пристрастия полностью отсутствовали, как он сам признался де Вильфору на допросе. А без них, пристрастий этих самых, хм… Карьерные лифты в эпоху Людовика XVIII пребывали примерно в том же отрадном состоянии, что и в путинской России; вступить в марсельский филиал «Единой Франции» несбывшемуся графу Монте-Кристо, вероятно, попросту не пришло бы в голову… нет-нет, карьерный потолок Эдмона Дантеса — капитан торгового судна до первого же банкротства небольшого торгового дома Морреля (и то очень бы повезло), со всеми отсюда неизбежно следующими жизненными перипетиями и нюансами. Каковое банкротство, припомним, заставило себя ждать не более 15 лет, считая от начала повествования.

Терпение, мы подходим к тому причудливому дуализму, ради которого, собственно, и был затеян разговор о книге «Граф Монте-Кристо»… разнообразные кино- и теле- эпопеи предсказуемо упускают этот момент, а в книге он присутствует: Эдмон Дантес и Монте-Кристо суть два совершенно разных, абсолютно непохожих друг на друга человека.


К материалу "Мой друг Шариков, граф Монте-Кристо"
К материалу «Мой друг Шариков, граф Монте-Кристо»

Скажите, какой из двух взглядов вам ближе? Муки тринадцатилетнего тюремного заключения наложили неизгладимый болезненный отпечаток на личность незадачливого марсельского моряка, и вырвавшийся наконец из темницы замка Иф ученик аббата Фариа страдал параноидной психопатией, заставлявшей его в дальнейшем проделывать довольно сложные манипуляции-многоходовки, подходит? Или же…

Хм, а как вам другая (впрочем, полностью равноправны) интерпретация этой истории? Почему не предположить, что сюжет романа Дюма повествует не более чем о «пути домой», если на минутку воспользоваться формулировкой одного из знаковых сотрудников «Табакерки», уволенного сегодня в результате (или в процессе?) «великой чистки», организованной, если верить ряду публикаций российских СМИ, «эффективным менеджером» Машковым? Тут ведь классическое «мистическое соучастие» в трактовке Карла Густава Юнга… я, разумеется, про Дантеса сейчас, не про В. Л. Машкова. Что, если Скрытая в Тени Личность марсельского бедолаги-моряка была настолько сильна, настолько непреклонна в стремлении вырваться из тени подсознания, что Данглар, Вильфор и Кадрусс послужили ей лишь послушными шахматными фигурками на доске, выполнив продиктованное? — что, разумеется, не снимает с них (еще один известный парадокс) ответственности за содеянное… к слову, подобный взгляд на вещи и события легко прослеживается в фабуле «Jesus Christ Superstar» Уэббера и Райса.*

А дальше мне все-таки удалось поймать моего друга и оппонента на явном противоречии. Хм, знаете, каким образом? — образ мыслей у этого любителя солипсизма имеет одно свойство, которое он не пробует отрицать: обида на родителей… что плохо совместимо со всегдашним его утверждением о том, что ему очень хорошо живется, год за годом все глубже нивелируя свое «я»… ладно, психологические частности сейчас не важны. Важнее другое: в этом месте наш неспешный процесс психоанализа (обоюдный, кстати) вплотную подошел к такому аффекту, как месть. С Невы многозначительно подмигивали огоньки роскошной яхты Монте-Кристо, и контрабандист Бертуччо на мостике насмешливо косился в нашу сторону.


К материалу "Мой друг Шариков, граф Монте-Кристо"
К материалу «Мой друг Шариков, граф Монте-Кристо»

Здесь в сбивчивом моем повествовании снова необходимы хотя б очень краткие остановка и пояснение… Суть в том, что неоднократные мои в течение ряда лет попытки диалогов с адептами почтенного российского клана «ктожекакнеон» оставили, вкупе с крайним разочарованием, еще и мутный осадок, привкус ангажированности, и не только в банальном значении слова. Будто б некая замаскированная попытка эмоциональной компенсации лежит в основе мироощущения представителя российской «ваты»; не всерьез же, в самом-то деле, болтают эти люди на излюбленные свои темы! Ну, не знаю, ей-же-богу, «стокгольмский синдром» здесь — явно не объяснение; производит все это ощущение экскурсии выходного дня в казематы отнюдь не замка Иф, а несколько ближе, в тенистые дворы старой питерской Пряжки или, накрайняк, знаменитой московской больницы им. Кащенко.

Нет, правда. Когда слышу подобные несуразности, не покидает меня ощущение, что говорится (или делается) все это назло, что-то навроде лежащего глубоко под спудом «назло маме отморожу уши». Очень своеобразная месть, будто бы — экзистенциальная компенсация; скажите, никогда разве не возникало у вас аналогичного впечатления?

Последовавший далее легкий укол рапирой — упрек в невежестве атеизма — на секунду вывел моего друга из равновесия; в ответ последовало стандартное (выражаясь словами героя Тома Круза из блокбастера о вампирах, «я слушал это веками») нытье о том, что Он, безусловно существует, но вот «на нас» ему ровным счетом наплевать, если вообще не забыл за ненадобностью. Хм, никогда не льстил я себе иллюзией, что настолько хорошо знаком с западной философией, чтоб делать подобные выводы… но все же сделаю; мелькнуло в голове, что наиболее близки нашему родному отечественному нигилизму, вероятнее всего — сумрачные и безнадежные небеса Франца Кафки.

Увы, вдохновенной речи о Свете, который, раз испытав, бесполезно пробовать забыть, логике связи его с гипнотической притягательностью юнгианского архетипа (‘Template’, «Шаблон» в русском переводе, в одном из самых поразительных эпизодов рассказа Карлоса Кастанеды; — не намек ли, не отсылка ли к архетипу?) и Скрытой Личностью, холодно-равнодушной к «кафкианскому кошмару» самых жестоких, во вред себе, казалось бы, действий — длительное тюремное заключение или даже смерть, все что угодно, дабы приблизить вожделенное освобождение из узилища — в тот вечер не получилось; приятель мой скептически посматривал в мою сторону, ехидно улыбаясь. Граф Монте-Кристо явно не внушал ему иных чувств, кроме полнейшего равнодушия… как бесчисленное число раз ранее, мы закончили разговор всякой-разной житейской ерундой, пожали руки и распрощались. Бредя домой по набережной одним из последних погожих вечеров уходящего лета, я по инерции продолжал меланхолично раздумывать, чем же на самом деле является наш столь обильно встречающийся («почему столь обильно умирают у Вильфоров?» (с)) российский нигилизм, приправленный, как назойливо мне представляется, некоторым мстительным злорадством по отношению ко всем, кто жаждет — в обиходном и житейском значении слова, в более обобщенном ли, абстрактном — Света? Часть ли это, как обожали формулировать авторы авантюрных романов, «божьего промысла», одна из хитростей Высшей Самости в борьбе за свою свободу, либо же — отчаянная в своей безнадежности попытка отраженного, лунного света Эго отсрочить неизбежную (сейчас ли, спустя сотни лет и рождений, какая разница) кончину?

«Да, это важнейший вопрос, Мессир.» Хотя… не знаю.


* Также весьма рекомендую, полностью в тему конфликта двух ипостасей расщепленной личности, «Макроскоп» американца Пирса Энтони.

1 комментарий для “Мой друг Шариков, граф Монте-Кристо”

  1. К слову. Как нередко случалось (оценочное суждение) у режиссера фильма «Узник замка Иф», снявшего, в том числе, и телетрилогию о мушкетерах — музыкальное произведение, по которому (или же «к которому»??) снят фильм, резко контрастирует с итогом творческих усилий. Или вы несогласны с тем, что мюзикл Максима Дунаевского (стихи Юрия Ряшенцева) для своего времени очень и очень неплох, в отличие от трехсерийной интерпретации, крайне неряшливо и убого снятой?

    То же самое относительно фильма о графе Монте-Кристо; полностью в стороне от него великолепная музыка Александра Градского. Что до меня, наиболее пронзительно суть «Песни о свободе» начала доходить… в последние годы, где-то после 2014.

Ваш комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *