Уважаемые дамы и господа! Я знаю, что в своих взаимоотношениях с лицами или вещами вы сами определяете, что является исходным пунктом. Так было и с психоанализом: для развития, которое он получил, для отклика, который он нашел, было небезразлично, что начал он с работы над симптомом, самым чуждым для Я элементом, который имеется в душе. Симптом происходит от вытесненного, являясь одновременно его представителем перед Я, но вытесненное для Я — это чужая страна, внутренняя заграница, так же как реальность — разрешите такое необычное выражение — заграница внешняя.
«Дамы и господа», заполонившие небольшую часть сельского клуба, криво рисованная афиша на фасаде которого обещала сегодня лекцию «Общества ‘Знание’, Черные дыры во Вселенной и среди нас» — недоуменно переглядывались, кто-то уже от уха до уха улыбался, отпуская остроумнейшие, как сказали бы в театре, реплики в сторону. Навряд ли вспомнилось авторство практически дословно произнесенной цитаты, но тщедушная фигурка старичка-лектора с копной растрепанных седых волос и неожиданно звонким мальчишеским голосом иной реакции у местных вызвать и не могла, здесь таких городских петушков не любили.
Я расскажу вам историю, имеющую отношение ко врачебной практике, коей я занимался; — тут лектор гордо обвел глазами зал; — несколько десятков лет. Передо мной прошли сотни пациентов, анамнез и силуэты некоторых запомнились, впечатались в память. Вот об одном из таких я сейчас и…
А при чем тут «черные дыры во Вселенной? — насмешливо вопросила раскрашенная пухленькая блондинка в красном платье в первом ряду.
…Это был один из самых странных людей, которых я знал. В чем странность? — поверите ли, он не был уверен ни в чем и никогда. Любые утверждения, любые дела и события казались ему иллюзорными либо же вымышленными, имевшими злокозненную цель его обмануть. Как он уверял, обмануть его хотели все, начиная с родителей и школьных учителей в далеком детстве и заканчивая всеми вокруг в наши дни. К слову, с детских лет это у него так и шло, как имеет обыкновение «идти» в мире психологических динамик: по нарастающей. Хм, а как же еще.
Постарайтесь представить абсурдно-странный, бессмысленный мир этого человека. «Может быть, оно так, а может быть, иначе; а ты видел своими глазами? — а может быть, нам все это спецом рассказывают, а на деле все ровно наоборот»; — это была жизненная позиция в любой ситуации и на все времена года, самая первая реакция на все происходящее. Сформулированное таким образом определяло жизненное кредо, лежало в основе политической и социальной позиции, отношению к женщинам, к семье. Болезненный этот, до абсурда доходящий нигилизм приносил редкой порой и пользу: так, когда-то в бытность мой пациент наотрез отказался принимать фармакологию, прописанную врачом-психиатром… дескать, «аптечная мафия», а «на самом деле» никакие таблетки никому не нужны.
Аудитория постепенно примолкла, неохотно пробуя слушать. Кажется, вот-вот могло начаться что-то интересное. А, может, и не могло… но вечер все одно пропадал втуне. Да и лектор, хм… чудак, конечно, но, кажется, вполне искренен и читает не по бумажке. Вон как глаза блестят; уже немалый плюс.
Так случилось, что, находясь на медицинской консультации в СПб НИПНИ им В.М. Бехтерева, этот человек подробно рассказал, в числе прочего, о своих детских годах. Ваш покорный слуга, в качестве одного из участников консилиума, заверяет вас, что ни один из эпизодов услышанного не привлек большего внимания моих коллег, нежели этот, простодушно рассказанный: в возрасте пяти или шести лет наш подопечный, прошу прощения у аудитории, перманентно делал в штанишки по-большому. Именно данное обстоятельство заметно повлияло на воспоследовавшую постановку диагноза, являвшегося, говоря образно, визитной карточкой ленинградской школы психиатрии.
Ожидающее молчание зала, несмотря на кое-где насмешливые улыбки и реплики вполголоса. Что именно произвело впечатление и переломило ситуацию, смысл ли сказанного и услышанного, или же странно-невозмутимая харизма лектора, деловито посверкивавшего стеклами очков в полумраке сельского клуба — Бог весть. В воздухе повисло: давай, старичок, уж если начал, режь. Ждем.
Развитие ситуации стало неожиданностью для всех, кто принял в ней участие. Молодой человек прочел пару книг из серии популярной психологии, вытащив из них то, что лежало для него (следовало ожидать) на поверхности: признаки проявления анальной эротики у детей, во взрослой своей ипостаси страдавших психическими заболеваниями. Из чего, ничтоже сумняшеся, сделал плоский и донельзя банальный, как картина «Рабочий и колхозница» — и, вместе с тем, вполне логичный — вывод о естественной подоплеке шизофрении как подавленной, загнанной внутрь гомосексуальности.
Что и послужило причиной тяжелой формы депрессии и попытки суицида. Все, повторюсь, банально. Да, но вот что крайне интересно и поучительно: результаты попыток понять, осмыслить происходившее с ним в детстве. Знаете, к какому выводу пришел ребенок, пытаясь найти ответ на вопрос, многократно задаваемый родителями, «почему?» — я вам расскажу. Хм, в это сложно поверить, но ответ был следующим: «что бы я ни делал, рисовал, лепил фигурки из пластилина, играл или читал (мальчик начал читать рано, задолго до школы) — очень не хотелось прерывать это на поход в туалет. Я был занят, понимаете??» Также обращает на себя внимание следующее обстоятельство: спустя пару десятков лет трактовка детских событий изменилась у него… ненамного.
Какой я делаю из всего вышесказанного вывод? — многоуважаемые дамы и господа, поверьте, я бы не стал занимать ваше внимание и ваше время всеми этими не очень приятными и невкусно пахнущими умозаключениями, не окажись они превосходной иллюстрацией вот такого парадокса: как ни трудно и ни сложно поверить, но большая часть того, что думает каждый из нас о себе любимом — не выдерживает мало-мальски критического подхода, на поверку оказываясь, увы, самой простой и самой примитивной иллюзией. Приведу более хрестоматийный и куда более элегантный пример, нежели только что прозвучавшее: сдается мне, декларированное когда-то в бытность XVI века особой, принадлежащей к датскому королевскому дому, целеполагание — оказалось на поверку сугубо ошибочным, имея в качестве истинной своей подоплеки фрейдовский Эдипов комплекс наоборот: любовь к отцу, ненависть к матери. Т. е. комлекс Электры, свойственный обычно женщинам, а не… принцам; ну вот вам и истинная причина откровенно невротичного («играть на мне нельзя») эпизода с флейтой и всех последующих событий. Внешняя же фабула и атрибуты произошедшей трагедии, хм… впрочем, это сюжет для совсем иного разговора.
Вытеснению, созданию иллюзорных целеполаганий призваны способствовать мощные психологические механизмы. Ей-богу, данное утверждение ассоциируется у меня с боевой бригадой архангелов, вооруженных огненными мечами, ничуть не менее. Поверьте, я возвращаюсь к этому поэтическому образу всякий раз, просматривая результаты социологических опросов либо же внимая новостям по телевизору.
Но вернемся к молодому человеку, с течением времени, естественно, прекратившему лепить из пластилина… в скобках: увы, он не стал человеком искусства; все было бы, возможно, значительно проще. Позволю себе напомнить, в некоторой связи со сказанным, концепцию т. н. Тотального Театра, принадлежащую перу всемирно известного российского театрального и циркового режиссера. Прошу прощения, мы к этому еще вернемся.
Я долго не понимал сути происходившего с моим подопечным. Несмотря на все сказанное, мне казалось, что человек этот обладает восприимчивой, сильной и гибкой психикой; откуда же престранное это ощущение перманентного хаоса, абсурда всего окружающего, тотального театра «отсутствия правил», если воспользоваться авторской формулировкой анализируемого? Говоря словами героя Евгения Шварца, «признаки хронического малокровия, характерные для человека, выросшего в тепличной атмосфере»; да, но вот именно это утверждение и не выдерживает в данном случае ни малейшего соприкосновения с реальностью.
Помогла случайность. В очередной раз беседа наша завертелась вокруг некоего музыкального произведения. Меня поразило, что больной (увы, теперь я должен буду использовать именно этот термин) поразительным образом умудряется увидеть в нем смысловой вектор, диаметрально противоположный тому, что был частью замысла создателя. Здесь было немало шариковщины — «разговаривают-разговаривают, не нужно усложнять», все тот же Шварц — «все люди негодяи и вообще мне все-все-все безразлично» и заодно странная смесь солипсизма и нигилизма, обладавшая, казалось бы, свойствами почти гипнотическими: не единожды я терялся, подпадая под власть безнадежного, сумрачного этого мироощущения. В силу некоторых возможных параллелей, которые так или иначе возникнут по ходу нашего разговора — подчеркну, произнесенное мной слово «создатель» пока что сугубо с маленькой буквы, так как речь у нас шла о старом рок-шлягере Кормильцева и Бутусова (несмотря на все мое глубочайшее уважение к этим Авторам).
Внезапно пазл сложился. Разгадка сказалась удручающе простой, но путь к ней — длинен и тернист: ирония и суть ситуации заключались в том, что ни малейших попыток понимания в данном случае — как и в случаях иных — не было у моего пациента и в помине. Странный объект моих психоаналитических изысков жил в собственном мире, будто в бункере, видя во внешних объектах лишь проекции, разнообразные и разрозненные частички самого себя.
Поясню. «Понимание»… скажите, как вы понимаете этот термин? — во избежание потери времени приведу краткую, в рамках википедии, формулировку: «универсальная операция мышления, связанная с усвоением нового содержания, включением его в систему устоявшихся идей и представлений». Ирония ситуации в том, что «нового содержания» у анализируемого мной человека не было априори; не было для него никаких внешних объектов, которые возможно было бы постигать и далее «включать в систему идей и представлений». Существовал только он один или, вернее сказать, он был в центре; все остальное вокруг представлялось невзрачными тенями, проекциями тех или иных его аффектов. Звучит абсурдно, но, увидев на улице очередную автомобильную пробку, забитую отнюдь не бюджетными авто, странный объект моих психоаналитических исследований неизменно приходил к выводу о том, что экономического кризиса в стране нет, и быть, в силу им увиденного, не может: никакой статистики или аналитики для него не существовало, «для меня есть только то, что я вижу или могу потрогать».
Интересная психологическая установка, согласитесь. Скажите, не встречали ли вы чего-либо похожего, хотя бы отдаленно, в репликах ваших друзей, коллег по работе, знакомых? — уверен, если пороетесь в памяти… Далее я обозначу один крайне любопытный аспект мироощущения моего визави, чтобы помочь вам в ваших поисках.
Одна из главных экзистенциальных составляющих его мировосприятия — «отсутствие правил», ощущение Вселенной и своего в ней места как чего-то в корне непонятного, неустойчивого и абсурдного. Более того — мир не только заведомо непостижим, но и, по всей видимости, враждебен ему; хотя и в этом тоже нельзя быть уверенным… что-то такое, описанное Францем Кафкой в «Замке», и не только там. Мне крайне странно было слушать эти рассказы, пока я не связал весь контекст поведанного мне — с крайней степенью солипсизма моего собеседника. И вот тут все встало на свои места.
Скажите, какое движение вы делаете первым, потеряв равновесие на гололеде? — правильно, машинальный взмах рукой, дабы схватиться за что-либо. Поймите, а вот у него нет ничего внешнего, никаких объектов. Только он сам и его проекции вовне, и на этом все… нет никаких точек опоры, все непостижимо и зыбко. Напевая себе под нос «зачем делать сложным то, что проще простого… если надо причину, то это причина» мой пациент даже и предположить не мог, что «Казанова» группы «Nautilus Pompilius» — печальный рассказ об одиночестве. Не было предпринято ни малейших попыток понимания, он увидел в этом музыкальном произведении только лишь одну из своих теней, не более того. Какую именно? — да все то же. Вы не поверите мне сейчас, но анализируемый был искренне убежден, что процитированная строчка суть поэтический парафраз цитаты излюбленного своего героя, «взять все да и поделить». И ничего более.
Имела место следующая попытка контраргумента моим доводам: дескать, абстрактная живопись, на минутку, на то и рассчитана, что каждый видит в ней, что захочет. На что я, не будучи даже близко знатоком или любителем этого вида искусства, ответил, что имеет место, вероятно, подмена понятий: картина и пятна Роршаха суть не одно и то же… в последнем случае и в самом деле имеет место попытка психоаналитика на скорую руку спроецировать бессознательный психический материал анализируемого, вытащив таким образом на поверхность сознания; какова теория абстракционизма в этом контексте — мне неизвестно. Но одно могу сказать совершенно точно: суть Творения безусловно известна Творцу, и спекуляции на тему плюрализма мнений в данном случае вряд ли уместны. Творческий замысел Создателя трактовать непросто; но, что касается творчества Ильи Кормильцева — остались ведь интервью с ним, они опубликованы, и крайне несложно понять, какой смысл был заложен в его произведения изначально.
В ответ я услышал крайне однообразную аргументацию, неизменно сводимую к сентенции «ну вот это твое субъективное мнение, а вот это мое, они стоят друг друга и, вероятно, обоюдно неправильны». Припомните сказочного героя немецкого писателя, сумевшего вытащить самого себя за волосы из болота, и попытайтесь увидеть аналогию, она в данном случае более чем прозрачна: когда нет точек опоры (в прямом или переносном смысле), весь мир представляет из себя всего только различные проекции тебя самого и становится (в силу именно этой причины) болотом, в котором ты безнадежно и навсегда увяз… иной, более весомой аргументации у приверженца солипсизма быть не может, попросту потому, что не может. Вот ведь какая неожиданная и оригинальная транскрипция забавной истории барона Мюнхгаузена, согласитесь.
Странны и еретичны были наши с ним разговоры о Боге. Как ни пытался я объяснить, что вера в существование бога и Вера в Бога суть принципиально различны — кажется, мне это не удалось. Нет в его призрачном мире места для Бога, и немудрено: да, был здесь такой когда-то, затем ему прискучило, и он ушел по делам. А, может статься, умер, как утверждал когда-то Фридрих Ницше. «Нет, я вовсе не атеист, с чего ты взял? я верю, что Он существует. Где-то.»
Подчеркну, речь сейчас именно о состоянии, измененном состоянии сознания, а не о философской системе анализируемого; вы ведь не станете искать логику в галлюцинациях курильщика гашиша? — да и сам он, очнувшись, навряд ли попробует аргументированно доказать вам, что никогда не умрет, хотя отчетливо «понимал» подобное еще несколько часов назад. Здесь есть один крайне интересный аспект: логично предположить, что в состоянии неопределенности и беспомощности, описанном фразой «я знаю, что ничего не знаю, и не знаю даже этого» человек склонен присваивать равновеликие «веса» различным точкам зрения, ведь все они ровно одинаково, с его точки зрения, абсурдны. Но нет, необычно проявляющая себя реальность говорит о другом: во всех без исключения наших дискусах, затрагивающих социально-политическую тематику, мой собеседник весьма отчетливо декларировал точку зрения, характерную для т. н. «провластной» идеологии. Хотя и элементарная логика, и гражданское право однозначно призывают трактовать любые сомнения в пользу слабой стороны, т. е., в данном случае, оппозиции. Но нет. Не могу сказать с полной уверенностью, но склонен видеть здесь завуалированную, подсознательную попытку компенсаторного характера… Вероятнее всего, дело в том, что, подобно Мюнгхаузену сидя по горло в болоте и исподволь сознавая, что причина данного невеселого обстоятельства заключена отнюдь не в особенностях внутренней или внешней политики курфюрста Саксонии Фридриха Августа, но — в нем самом, приверженец солипсизма склонен пытаться компенсировать собственный свой афронт за счет других; в переложении на язык исконно русского блатного фольклора это прозвучало бы как «вместе сидеть веселее». Не, ребята, нифига: мне отсюда не выбраться, но и вам… тоже.
Не такова ли одна из реальных подоплек происходящей в стране — и в умах этой страны граждан — социальной депрессии? — а то все стокгольмский синдром да стокгольмский синдром. Вдумайтесь; я рассказывал сегодня, безусловно, о пограничных состоянии психики, но в той или иной степени аналогичная психологическая динамика способна иметь место в мироощущении многих и многих. Все сказанное не следует понимать абсолютно буквально, я лишь несколькими быстрыми штрихами набросал плоский силуэт, вектор. Реальность неизмеримо сложнее. Многограннее.
Напоследок попытаюсь вернуться к философской концепции Тотального Театра Павла Брюна (прочтите, прим. автора). Я вижу в ней, хм… мостик, интересную, многообещающую для своего пациента аналогию и возможность продолжить в более светлых тонах когда-нибудь свою сегодняшнюю лекцию. В самом деле, попытка автора рассказать о Лицедее, которого он умеет увидеть вместо толпы людей, «стопоря свой взгляд на уровне лица человека среднего роста» (хм, почему бы прямо не сказать о фиксации взгляда на переносице?), «за каждой гримасой которого — бездна историй» — разве не коррелирует с моим рассказом?
Обратите внимание, литературный персонаж Павла Брюна видит своего Партнера и Собеседника не в людях и/или случившихся с ним событиях. А — вместо них, либо же рядом с ними. Да и то не всегда, а лишь в праздничные моменты визитов в свой Тотальный Театр. Увы, Павел Владимирович, как следует из рассказанного — вы изрядно ошибаетесь в оценке того, насколько порой непросто бывает получить контрамарку в Ваш Тотальный Театр; пусть даже это грошовый билет на откидное место в задних рядах партера… деятели искусства легкомысленны и по-прежнему крайне далеки от народа.
Последняя сентенция была шуткой, призванной ослабить и переключить внимание достопочтенной аудитории от темы нашего разговора — к реальности, также она знаменует окончание этой небольшой лекции. Подытожу. Весь мой опыт говорит о том, что Лицедей лишь тогда является очаровательным и забавным малым, этаким Труффальдино, когда ты видишь, осознаешь его присутствие; понимаешь, что он — не ты. Когда он уже вышел из тени подсознания. А иначе… случается то, о чем рассказал вам сегодня: Дружелюбный Партнер и Интереснейший Собеседник превращается в безжалостного и коварного Врага, прячась во все вокруг, приобретающее вследствие этого магическую, страшную силу. Последствия плачевны. Это как замок Иф графа Монте-Кристо, откуда возможно выйти, только лишь кардинально сменив личину. Благодарю за внимание, моя лекция окончена. Если у кого-либо появились вопросы, прошу, у меня есть еще несколько минут…
Публика расходилась. Все вместе оказалось не так уж и плохо: умиротворенность огней теплого летнего вечера, забавный старичок-лектор, предстояние нешумного семейного застолья, приправленного папироской и телевизором. Кстати, федеральный канал обещал сегодня Гамлета с молодым Смоктуновским, можно будет глянуть одним глазом.